– Геннадий,
как Вы стали иконописцем? Давно это
произошло?
– Это произошло 11 лет назад, в 90-м
году. На выставке в Товариществе
художников Бодрягин Николай
Иванович (в его студии занимался
Михаил Абакумов, многие другие
коломенские художники) обратил
внимание на мой портрет Сергия
Радонежского. Николай Иванович
человек очень прозорливый, многим
подсказывал жизненный путь. Он
посмотрел на мою работу и сказал: «Тебе
лучше где-то в церкви работать. У
нас Успенский собор начинают
восстанавливать. Может быть, там
приложишь свои силы». Тихвинский
храм был еще закрыт. Богослужения
совершались в Успенском соборе. Я
пришел к началу службы.
Священников было много. Подошел к
одному из них. Оказалось, что это
отец Николай Качанкин. Говорю: «Может
быть, Вы посмотрите мои работы. Я бы
хотел у вас работать». Он назначил
мне время и предложил написать
небольшую икону Божией Матери
Тихвинской. Показал образец. Я
тогда еще понятия не имел о
темперной живописи. Встретился с
Борисом Муравлевым (в то время они
только начинали работать вдвоем:
Борис Кисельников и Борис Муравлев).
Мы стояли на углу Голутвинского
монастыря, было холодно, стройка во
всю кипела. Он мне рассказывал, а я
пытался что-то записать. Пришел
домой, начал делать доску. Нашел
липу, строгал ее, клеил, шпонки
вырезал. Написал потихонечку,
покрыл лаком. И вдруг прямо у меня
на глазах доска побелела. Начал
смывать, расчищать. Покрываю лаком
– опять то же самое. Я к Борису: что
такое? почему? Говорит: «Упустил
тебе сказать, нужно проолифить».
Оказывается, яичный желток
взаимодействует с лаком, и
получаются такие пробеления. Чтобы
этого не было, икону покрывают
слоем олифы. Олифиние иконы идет
очень долго – часов пять ее
приходится руками растирать.
Получилось только с третьей
попытки. Но она была в храме
недолго – месяца через два ее
украли.
– А верующим Вы
стали еще до того, как начали
писать иконы?
– Я все время был верующим. Рос в
деревне Речки у бабушки Татьяны
Дмитриевны Луканиной. У нее
основная книга была – Евангелие.
Его я с детства знал очень хорошо. И
молитвы знал. Когда в первый класс
пошел, меня попросили стишок
прочитать, я «Отче наш» и прочитал.
Хотя в то же время в комсомол
вступал. В 63 году Горком ВЛКСМ был
возле трамвайной остановки
Площадь двух революций, где сейчас
красное здание напротив Скобяной
лавки. И когда меня принимали,
спросили: какой сегодня праздник? А
12 апреля Пасха совпала с Днем
космонавтики. Я сказал: «Пасха». «Как
же так? Ты в комсомол вступаешь, и
так говоришь?» Но в комсомол все-таки
приняли.
– Окружающие знали,
что Вы верующий?
– Нет. Я все скрывал, держал в себе.
Было время такое. Сына украдкой
крестили. Когда все нормально было,
может, и забывал молиться. Но с 90-го
года стал серьезнее относиться к
вере, осознавать, что жизнь быстро
проходит и жить нужно так, чтобы
стыдно не было.
– Ваши иконы, в
основном, находятся в Тихвинском
храме?
– Для Тихвинского храма я написал
Державную Богородицу, Николая
Чудотворца, Троицу, Серафима
Саровского, много других.
Расписывал Дьяконские врата,
деисусный чин. Икона Серафима
Саровского написана с
благословения отца Вадима Маркина.
Его друзья заказали икону, возили
ее в Саров, прикладывали к мощам
преподобного Серафима. Мои иконы
есть в Крестовоздвиженском храме,
в некоторых других. Но в основном,
наверное, работал в Успенском
соборе. Сначала в бригаде
московского реставратора
Ветошнова Валерия. Затем, где-то
через два года, со мной стала
работать Лариса Геннадиевна
Ключникова. В этом же году пришел
Петр Викторович Белый. Теперь
втроем мы так постоянно и работаем.
Бригада у нас интернациональная: я
русский, Петя белорус, а Лариса
украинка.
– В церкви
Пресвятой Троицы в Щурово есть две
Ваши работы: образа великомученицы
Анастасии и преподобной Матроны
Московской. Расскажите, как Вы
работали над ними?
– Эти иконы написаны по образцу
единственной уцелевшей храмовой
иконы – первомученика архидьякона
Стефана. Сама ее форма, стиль очень
хорошо подходят к византийской
архитектуре храма. Поэтому решили
все иконы, которые будут, писать
именно в таком духе. Осенью отец
Вадим планирует нашу поездку в
Константинополь в храм Святой
Софии, по образцу которой
построена Троицкая церковь.
Посмотрим, как выполнена мозаика,
роспись. Прежде чем приступить к
работе над иконой, я всегда духовно
настраиваюсь. Ведь глядя на этот
образ, люди молятся. Поэтому писать
нужно так, чтоб никаких лишних
помыслов в голове не было. Один
католический монах говорил, что их
иконы очень красивые, их писали
знаменитые мастера: Рафаэль,
другие – но молиться можно только
пред нашими иконами. В них
присутствует Дух. Может быть, со
стороны они кажутся немножко
упрощенными. Главное в
православных иконах – конкретный
образ, в них нет ничего лишнего.
Поэтому стараешься помолиться,
отвлечься от посторонних мыслей.
Человек есть человек – мысли все
равно разные приходят, но хочется
как можно чище душой к этому
подходить.
– Когда раньше в
монастырях писали иконы, то не
только сам иконописец постился и
молился – молился весь монастырь.
А Вы во время работы поститесь?
– Я заметил, что когда приступил к
работе в храме, постепенно начал
меняться весь уклад моей жизни.
Стал чаще уединяться, меньше есть
мясное, следить за всеми своими
поступками, делами. Пища очень
сильно влияет на ум. Умеренность в
пище – это умеренность во всем, мне
кажется. Чем чище сам – тем,
наверное, точнее образ на иконе.
– В живописи
художник – прежде всего творец. А
как в иконописи? Вы – мастер или
творец?
– Я бы сказал, что мастер тоже
может быть творцом. Так, например, в
бронзовой скульптуре сама отливка
во многом зависит не от скульптора,
который сделал глиняную форму
скульптуры, а от того мастера,
который будет отливать ее в бронзу.
Он тоже, наверное, творец, только в
своем деле. Так и здесь. Есть
образцы, которых придерживаешься.
Но когда начинаешь писать, то все-таки
не рукой проводишь – и икона
готова. Есть определенная
технология. Чтобы написать икону,
нужно знать и уметь очень многое. Я
считаю, что это и есть творчество.
Сначала готовим доску, выдерживаем
ее, делаем проклейку, наклеиваем
льняную ткань, делаем левкас (мел с
клеем), постепенно его наносим,
чтобы трещинок не было,
выравниваем. Когда доска готова,
прочерчиваем рисунок, золотим и
только потом идет письмо. Здесь уже
намного быстрее. Пишем мы
природными полудрагоценными
красками, такими, как малахит,
лазурит и другие.
– Есть ли иконы,
которые вдохновляли Вас,
иконописцы, творчество которых вы
ставите очень высоко?
– В Москве в храме Ризоположения
есть образ Иоанна Предтечи. Я
удивляюсь мастерству автора этой
иконы, оно меня просто поражает.
– А вдохновило что?
Тонкость мастерства или высота
духа?
– А вот через мастерство и дух
передан. За счет этой легкости
письма.
– Видимо, веками
мастерство иконописцев
складывалось так, чтобы через
краски передать дух?
– Конечно. В Третьяковской галерее
тоже много замечательных икон: «Борис
и Глеб», «Троица» Рублева. В
рублевских иконах чувствуется, что
человек был необычайной веры.
Только обладая такой сильной верой
можно так писать.
– То есть сила
иконописца – в его вере?
– Наверное.
– Вы
никогда не думали, что одна из
ваших икон может стать чудотворной?
– Никогда так не думал. Но перед
Пасхой я написал икону Николая
Чудотворца в Крестовоздвиженскую
церковь. И недавно батюшка мне
сказал, что она мироточила.
– Как вы это
восприняли?
– Как рождение ребенка – такая же
радость.
– Сейчас, в работе
над Страшным Судом, когда пишете
святых и грешников, Вы переживаете
образ?
– Обычно, чтобы расписаться, берут
какой-нибудь второстепенный
уголочек. А мы, как-то не
сговариваясь, начали со Святого
Духа и уже потом перешли к
остальной работе. Видно, Господь
направляет нас.
– Как бы
благословение свыше получили. А
когда пишете грешников, демонов,
чувствуете разницу?
– Конечно, тяжеловато, когда их
пишешь. Годы идут, здоровье уже не
то. Думаешь: «Вроде бы сегодня
ничего, дай-ка я их попишу, пока
здоровья хватает». Со временем я
вообще стал очень впечатлительным.
Отдаешь себя целиком. Я всю жизнь
работал художником. В основном,
занимался светской живописью,
плакатами, оформлением. Творчество
и тогда присутствовало. Но здесь
все совершенно другое, потому что
все проходит через веру.
– Что для вас
значит работа иконописца? Это
вообще работа в обычном смысле
этого слова?
– Конечно, это и средство к
существованию, но это стало и моей
жизнью. Вообще, раньше считалось,
что продавать икону нехорошо.Но
иконописцу тоже надо существовать,
кормить семью. Поэтому иконы не
продавали, а меняли на деньги,
чтобы покупать краски, кисти и
продукты питания. Дома у меня очень
много разных дел: и огород, и ремонт
15-й год тянется. Но я хочу только
писать иконы. Атмосфера дома у нас
очень спокойная. Ничто не мешает,
не отвлекает.
– Ваша жена тоже
верующий человек? Как она к этому
относится?
– Нормально. По своему здоровью
она не очень часто в храм ходит, у
нее со спиной проблемы. Она родом
из Владимирской области, город там
такой есть – Киржач. У нас в
Коломне Сергий Радонежский с
учениками основал Старо-Голутвинский
монастырь. И там он со своим
учеником Романом Киржачским тоже
основал монастырь.
– А дети верующие?
– Да. Крестились все в
Богоявленской церкви. Павел сейчас
в Военном училище. Пошел туда по
благословению. Говорит, что на ночь
все время молится.
– Вам хотелось бы,
чтобы ваши дети, внуки стали
иконописцами?
– Сначала в художественную школу
ходили дочери. Но как у женщин
обычно бывает? Замуж выходят, и все
– семья, дети. Я думал – сын будет
писать. Начиная с 7 класса он в
летние каникулы со мной в
Успенском соборе работал. Но я
понял, что Павел к этому не
тяготеет. Рисует неплохо, но, видно,
это не его. Внуки у меня –
Александр и Анастасия. Александр
тоже рисует. Ему еще только будет 10
лет. «Кем хочешь быть?», – я его
спрашиваю, – «Пока учиться хочу».
Он мне помогал в «Страшном суде».
Были участки, где нужно было только
фон раскрыть, ничего сложного.
Вместе с нами начинал и заканчивал.
– У Вас есть мечта?
– Мечты есть у каждого человека.
Мне очень хотелось бы написать
образ Сергия Радонежского. Я
написал для Тихвинского храма
небольшую аналойную икону, она
сейчас в алтаре. Но мне хотелось бы
написать большую икону. Я с него
начинал и, не знаю почему, мне
хотелось бы написать его и сейчас.
Может быть, потому что мы, русские,
ему обязаны многим. Он в страшную
годину, лихолетье, тропками через
леса ходил, мирил князей. Его
молитвами и врага одолели, и Русь
началась. Как было бы хорошо, если
бы он сейчас за нас заступился.
Ведь так важно, чтобы вера людей
объединяла, а не разъединяла. Перед
Богом все равны: богатый и бедный.
Когда приходят горе, болезни, все
Бога вспоминают. Хочется, чтобы мы
терпимее относились друг к другу.
Ведь от этого зависит наше будущее
и будущее наших детей. Хочется,
чтобы дети, внуки хорошо жили,
чтобы не было войн, чтобы мы
осознали, что все под Богом живем.
Беседу вела Татьяна
Ртищева.
Фото Игоря Германа.
|
– образ, лик. История
ее насчитывает уже не одну
тысячу лет. И за каждым образом
– труд мастера, художника,
иконописца. Кто же он – тот
мастер, чьими руками творится
чудо христианского 
