3

Глаголъ 

№ 12 (58)                                                                                                                                                               


ЖИВИ И ПОМНИ

   

Алексеева Антонина Сергеевна – ветеран Великой Отечественной войны. Во время блокады Ленинграда она вместе со своей семьей находилась в осажденном городе. Сегодня она живет в Коломне. Накануне Дня победы мы встретились с нею и попросили рассказать о пережитой ею блокаде.

КОГДА папе исполнилось 5 лет, а тете – 8, моя бабушка осталась с ними одна. Жили они в Ленинграде. Бабушка была верующая. Она работала прачкой в Сергиевском монастыре на Стрельне (это окраина Ленинграда). Папа был певчим. Там им дали домик, в котором они долгое время жили. Потом, в 30-м году, когда папа стал работать на Кировском заводе, ему дали комнату. В 37-м начались гонения, и монастырь закрыли. Как-то раз папа долго не возвращался с работы. Мы его с нетерпением ждали, очень переживали, пошли на завод узнать, что случилось. А нам говорят: «Не ищите его». Через полгода он вернулся. Сидел он вместе со священником, которого потом расстреляли. Наша квартира постоянно находилась под надзором. Он чинил часы, и как только кто-нибудь приходил в дом, сразу появлялся инспектор и проверял – чем занимаются, не молятся ли. У нас была старая икона, ее бабушка прятала за шкафом. Она молилась всегда в закрытой комнате. Никого к себе не пускала. Боялась. 
Вскоре началась война. Я пришла за бабушкой на Стрельню, чтобы она вернулась к нам в Ленинград. Но она не пошла, дала мне старую Библию и сказала, чтобы мы берегли ее – она нас спасет. Во время войны дров не было, и мы жгли книги в печурке. Но эту Библию сохранили. 

НЕМЕЦ подступал к городу, был уже в Красном селе. Детей эвакуировали. Стали собирать вещи и мне. 
Но я никуда не поехала. Начались сильные обстрелы. Сразу сгорели продуктовые склады. Нас окружили, и началась блокада.
Мы остались ни с чем. У кого-то были запасы, а у нас не было вообще ничего. Выдали карточки на продукты. Считалось, что до 7 лет – дети. Их кормили. А с семи лет – уже иждивенцы. Мне было 13 лет. Мама весь свой рацион отдавала брату (он был маленький, и она его жалела), и ей пришлось, чтобы прокормиться, устроиться на лесозаготовки. Отопления не было. Однажды зимой в мороз мы отправились с мамой за дровами. Набрали много, обрадовались. А санки свезти не могли – не было сил. Так потихоньку сбрасывали и сбрасывали, пока не осталось только одно полено. 
В конце 41 года мы пошли с одной девочкой, Лидочкой, записываться на завод, там шел набор. Я была очень худая, и в райсобесе не поверили, что мне 13 лет. Я заплакала и говорю: «Я хочу работать и никуда отсюда не пойду, мне нужна рабочая карточка». Иждивенцам мало давали продуктов, а рабочим немного побольше. В конце концов меня записали, и сказали через некоторое время явиться. Мама приготовила мне узелочек с вещами, но нести его я не смогла. Лидочка говорит: «Давай помогу, я посильней». Меня сразу положили в госпиталь. Там мне исполнилось 14 лет. В апреле меня отправили на завод. Нас там было 50 человек, таких же, как я ребят. Старшим был инвалид, которого не взяли на фронт. Мы делали снаряды. Однажды старший пришел и говорит: «Дети, я не могу вам приказывать. Но давайте будем спать по 3 часа в сутки, потому что немцы подходят к Москве. И если ее займут, то придется взорвать наш город». 

МЫ были готовы на все. Нам подставляли под ноги ящички, потому что мы не доставали. Работали по 12 часов. Стояли по 2 человека. Одного нельзя было оставить. Одной девочке замотало станком волосы, она чуть не погибла. Одна точит снаряды, другая поливает. Нас бомбили каждые 15 минут. Но страшно нам не было. Мы не боялись. Когда на чердак летели фугаски, мы бегали гасить огонь песком. Бегали, пока не падали от усталости. 

БЫЛ очень сильный голод. Бабушка не разрешала нам долго спать, все время заставляла ходить, работать. Те, кто ложились спать голодными, не вставали. И мы поднимались, с молитвой, с Богом. По карточкам нам выдавали 100 г хлеба на день и 300 г крупы на месяц. Воды не было. Набирали снег и кипятили. Если дадут кусочек сахару, то его делили на 4 части. Когда папа ослаб, мама сказала: «Давайте все наше отдадим папе, он окрепнет и накормит нас». Страшное было время. Однажды я потеряла карточку. Шла дорогой и плакала. Думала, что меня убьют и съедят. Наша соседка съела девочку. Мама дома, конечно, вспылила, но папа сказал: «Тише. Она ребенок». У нас были золотые часы. И он обменял их на дуранду – жмых, которым кормили лошадей, маленький кусочек. Разделил на всех и говорит: «Вот, это можете сосать целый день». Он всегда повторял: «Молитесь». Мы опухли от голода, неправильного обмена веществ. Но молились, и молилась бабушка на Стрельне. 
Там уже были немцы. Они собрали всех жителей, молодых и старых, в школе. Бабушка попросила соседку, чтобы та отвезла ее на саночках – не могла ходить. Всю дорогу пела, молилась за всех. Молодых угнали в Германию, а старых сожгли... 

НАШ район постоянно обстреливали. Рядом были немцы. Бросали нам листовки, по радио говорили: «Сдавайтесь, вы все равно умрете». 
Когда кончилась зима, травка появилась, все побежали лебеду искать. Ее было не найти – кругом камни. Нащиплешь, маме отнесешь. Она лепешки сделает, вместо муки сою добавит. Вроде, вкусно было. А кто-то хорошо жил. У нас за стенкой плясали, пели. Соседи конину ели. Я сяду на кухне, нюхаю. Хотелось поесть, но никто не давал, и мы никогда не просили. Мяса не было. И папа никогда не разрешал нам его есть, даже после войны. 

В 43 году сняли блокаду. Мы радовались, но было очень тяжело. Я работала на заводе. Кормили два раза в день. В это время у нас были пленные немцы. Они придут в столовую, встанут в дверях с котелочком, а потом ходят и собирают остатки с тарелочек. И каждый из нас не доедал. Хотя они наши враги, мы их жалели. 
Народ молился все время. Ходили в Никольскую и Владимирскую церковь. Мы почитали Казанскую икону Божией Матери и верили, что Богородица нас спасет. В церковь войти было невозможно. Столько людей было. Стояли на улице, в саду, за забором. Свечки раздавали. И все молились, пели. Папа рассказывал, что на фронте все молились про себя. Страшно было, но молитва спасала. Брат папин тоже был верующим человеком. Он писал нам письма: «Мир вам от Господа Иисуса Христа, дорогие близкие. Как я рад приветствовать вас! Приблизьтесь к Господу, молитесь Ему, покайтесь, и верьте, что Он прощает грехи и дарует жизнь вечную грешнику, чающему Царствия Небесного. Прочитайте от Марка Евангелие, первая глава с 4 по 9 стих, и еще прочитайте из главы 16, стихи 14, 15, 16. … Многое имею, что сказать. Но это лучше…». 
Когда кончилась война, от 50 человек нас осталось 15 и всех, кто остался в живых, повели в Исаакиевский собор. Мы поднялись на самый верх, куда, как нам сказали, до нас никто не поднимался и не поднимется уже. Выше нас был только крест. Я даже испугалась немного – внизу люди как точки. Все молились, хотя никто не знал молитв. А потом мне приснился сон. Я говорю: «Господи, я не знаю, как молиться». А мне голос отвечает: «Как знаешь». Я открыла глаза и думаю: «Это мне приснилось? Покажись еще раз». Закрыла глаза и вижу – летит Крест и на ленте надпись «Иисус Христос». 
Я все время думаю – как мы могли выжить в это время? Ведь у нас ничего не было. Совсем ничего.

Записала Татьяна Ртищева.

 

Previous 1 2 3 4 5 6 Next

Home

Web-дизайн и вёрстка Марии Сальниковой

 

Hosted by uCoz