ВСЕ, ЧТО БОГОМ ПРЕДНАЗНАЧЕНО
Интервью с жительницей села Дарищи 
Любовью Николаевной Морозовой.

На долю ее односельчан и ровесников, их детство и юность, выпали годы разрушения храмов, гонений и репрессий, годы войны. Но память сохранила с точностью и храм, и последнего священника, который служил в нем, и лица односельчан.

– Любовь Николаевна, расскажите, пожалуйста, о последнем настоятеле церкви свт. Николая в селе Дарищи отце Василии Вознесенском. 
– Батюшка Василий остался в моей памяти как человек души Божией. Он на каждое чужое горе отзывался. Позови соседа – скажет, у меня свои дела. А батюшка тут же явится, обязательно поможет. Он часто приходил к нам. Хозяйство у нас было большое, а мама – вдова. Отец Василий придет, скажет: «Таня, что же ты на себе носишь корзинку? Я тебе сделаю саночки». Все сделает. И так у него здорово получалось. Крестил, венчал, отпевал – не спрашивал, есть ли чем заплатить. Не обращал на это внимания. Если у кого нечем помянуть, он говорил: «Не беспокойтесь». Очень все его любили. Сын у него был Анатолий и жена Анна Петровна, славная женщина. Жили возле церкви. Когда мы стали подрастать, нас батюшка стал призывать изучать ноты. Он ставил нас впереди и все объяснял. На клиросе пели мы, девчонки, женщина одна и еще староста церковный. Он и с Евангелием выходил. Анатолий сделал моему брату Поликарпу гитару – мы учились на гитаре играть. При церкви жили монашки Феоктиста и Надежда. С семьей нашей дружили. Матушка Феоктиста, если дров нужно привезти или еще что-нибудь, к маме обращалась: «Теть Тань, дай лошадь». Матушка Надежда сама вожжи направляла. 
– Вы помните, как уводили отца Василия?
– Поликарп работал в сельсовете. Когда начали раскулачивать людей, он пришел и говорит: «Батюшку завтра заберут. Пришло распоряжение арестовать одного, другого (кто имел лавку свою). Старшину деревни угонят и священника». Это было в середине 20-х годов. Пришли к отцу Василию, сначала забрали все ценное. Батюшка все им выложил и еще говорил жене: «Ты забыла что-то принести. У нас еще есть обеденный серебряный прибор». Взяли его, простился он и уехал. Матушка к нам ходила, Анна Петровна. Она очень переживала. «Теть Тань, знаешь, как я загадала? Если у меня козочка принесет двух козляток, значит, Вася мой вернется». Но отец Василий не вернулся. И матушка жила в глубокой нищете. Кто мог, ей помогал. Так она умерла. Никакого знака от батюшки не было. И спросить не у кого – куда взяли? Другой, может быть, как-то спрятался. Ведь Поликарп пошел, сказал ему. А он: «Ничего, все, что Богом предназначено, все должно быть». Страшное время было. Поликарп потом ушел из деревни. Он не выдержал. Многих предупреждал, чтобы они хоть что-то спасали. Но все равно ведь людей забирали, сажали и расстреливали. Анатолий ушел на войну пехотинцем. Анна Петровна рассказывала, что он сначала все письма присылал. А потом его товарищ написал, что, когда наступали на Германию, они переплывали реку и Анатолий утонул. Последняя ее надежда была на сына, но и он погиб.
– Как складывалась судьба монахинь?
– Монашек выгнали, издевались над ними. Похоронены они в Дарищах. Потом, когда мы окончили с сестрой 4 класса, мама нас отправила в Коломну учиться. Я училась в 3 школе по улице Лазарева. Там рядом был собор Успения Пресвятой Богородицы и храм Воскресения. Как-то раз иду я с сестрой, вижу – старушка с клюшкой. Спрашиваю: «Бабушка, скажи, пожалуйста, где можно комнатку снять? Мы в школе учимся». А она говорит: «Пойдемте к нам. У меня есть комнатка». Я помню, на Пятницкой улице был первый этаж и полуподвальное помещение. Там жили монашки Максимила и Диора. И мы у них стали жить, пока свою учебу не закончили. Максимила была все время дома. Она стегала одеяла. А мать Диора ходила в магазин, готовила и ей помогала. Нас было 4 девочки. Матушки были уже старенькие, наверное, из коломенских монастырей. Каждую субботу Диора нас звала: «Пойдемте в церковь ко всенощной». Потом, когда у меня уже дети появились, я пошла поклониться этому храму. Он стоял в Водовозном переулке. Прихожу, а его нет. Подошла к женщине: «Где же храм?». А его разобрали и совсем смели отсюда. Диора и Максимила похоронены в Сандырях. Они не рассказывали, почему здесь оказались. А когда мы приехали в Пески, к моей старшей сестре Варе поселилась монахиня Надежда. Она была молодая, энергичная. Скажет Варе: «Идем за ландышами». Наберут, едут в Москву продавать. Хлеба купят. Матушка Надежда много рассказывала о монастырях. Говорила, что всех монахинь распустили. Пришли и сказали: «Благослови вас Господь, где можете, там и найдите себе пристанище». Я девчонка была, не спрашивала, из какого она монастыря. Придет, скажет: «Ты на ночь Богу молишься?» – «Молюсь». – «А перед обедом читаешь Отче наш?» – «Читаю, матушка». У кого родственники были, у кого – знакомые. А Надежда вот у Вари остановилась, и мы все вместе жили. Как она исчезла из нашего дома, не знаю. Но только она оставила Варе в подарок полотенце и простынь. И ушла.
– Расскажите о храме свт. Николая. Какой он был?
– Церковь была очень хорошая, большая: паперть, затем притвор, зимняя церковь с большим алтарем и за стеклянными дверьми – летняя, которая открывалась только к Пасхе. Убирались в ней прихожане, монашки. Топили дровами – крестьяне, у кого лошадь имелась, привозили. Весь храм был расписан. И под куполом тоже. Помню, на клиросе во всю стену очень красивая икона Пресвятой Богородицы была. Сейчас от нее только гвоздь остался. Когда входишь в летнее помещение – большая икона Христа Спасителя во весь рост. В колокола звонили матушки монахини. Слышно далеко было. На Пасху батюшка разрешал неделю и молодежи звонить. Служба была очень торжественная. 
– Как разоряли церковь, помните?
– Помню. Разоряли наши, дарищенские. Один был душегуб. Его так и звали Федька-Жулик. Он забрался на колокольню, сбросил колокол, да в том же году и умер. А другой в церковь сено складывал для скота. Его спрашивали, зачем же ты это делаешь? Он не слушал, пока ребенок его полиомиелитом не заболел, а у жены ноги не отнялись. Третий костер развел – иконы наворовал, разбил их и поджег. И вот сын его как-то раз поехал лошадь отправлять в ночное. Она испугалась, а он одной ногой в стремени застрял. До такой степени она его растрепала – даже сердце у него выпало. Дочь его умерла. Вся семья разорилась. Некоторые иконы себе домой прихожане забрали. Надеялись, что если церковь откроют, то можно будет хоть что-то сохранить. Ведь как бы храм ни разоряли, а летнее помещение осталось. Да старых прихожан уже нет в живых, а может, не знают, с чего начать. 
– Храм люди любили?
– А как же! В Великий пост обязательно муж с женой шли в церковь вдвоем, и детей с собой брали. Все говели. И перед Пасхой и перед Рождеством. Мама моя была очень верующая. Когда разрешала нам перед праздником поесть, а когда и до звезды не ели. В рождественский сочельник мать скажет: «Дочки, как только звездочка на небе зажжется, вы придите мне скажите». Раз Рождество – вдоль деревни, вдоль села идем Христа поздравить. Один раз мы с Васяткой приходим к дяде Мише, он такой строгий был. Поем: «Христос рождается, славите!». А Васятка маленький, половину не выговаривал: «Христос раждаеца ритите!». Дядя Миша слушал, слушал: «Я тебе дам такое «ритите»! Выучи – потом приходи!». Я его спрашиваю: «Что же ты так?» – «Любка, ты знаешь, я ведь выговаривал, но спешил в другой дом попасть, и у меня получалось «ритите». Перед Пасхой на Страстной неделе мать соберет творог, сметану. Скажет: «Отнеси горшок тете Поле»,– или другим, у кого коров нет, малоимущим. Возьмешь его, боишься упасть, разбить. У кого нет чего – нужно обязательно помочь. А в пост – кислые щи, грибы, картошка, масло не всегда. Семья у нас была большая: брат с женой, второй брат, жена, пятеро детей, мы с сестрой. Все жили вместе.
– А Пасху как встречали?
– На Пасху в храме собирались жители из пяти деревень: Климовки, Шелухино, Новой деревни, Качаброво и Дарищ. Все приходили, ставили куличи в церкви. После богослужения батюшка их освящал. На второй день с иконами шли в каждый двор служить пасхальный молебен. В конце ставили стол, накрывали скатертью, собирался весь народ, священник вел службу и окроплял всех святой водой.
– Почему вы переехали в Пески?
– В Пески мы переехали, потому что маму стали принуждать идти в колхоз. Как-то раз к нам явился один работник из райисполкома. А у нас на стене висел большой портрет царя. Так тот стал приказывать убрать его – это, мол, не надо, уберите, провокация. Мама тесто месила и со скалкой в руках говорит ему: «Знаешь что! Убирайся отсюда! Я не боюсь ни тюрьмы, никого!». Но потом стали в колхоз загонять – у нас лошадь была хорошая. И мы уехали в Пески в 32 году.
– У вашей сестры часто останавливались верующие люди?
– Да. К Варе приезжал один юродивый Михаил из Цемгиганта. Черный такой, высокого роста. Муж мой не разрешал дочкам крестики носить. Так я их на ночь под подушку девочкам клала. И вот один раз они бегут Михаилу навстречу, а он посмотрел и говорит: «Матушка, дети очень хорошие. Но крестики нужно надеть». В 12 часов ночи он выходил в сад и до рассвета на коленях молился Богу. Его называли юродивым, неполноценным как будто. Но он был вполне нормальным, только не общался с дерзкими людьми. Он выискивал себе людей, с кем мог бы разговаривать. Как он Варю нашел, не знаю. Она была нам всем и за мать и за подругу. Ее очень в деревне любили, «Варюшей» называли. Она никого не судила никогда.

Беседу вели священник Сергий Миронов 
и Татьяна Ртищева.

Проезжая через с. Аксиньино, Звенигородского уезда, Московской губернии, привелось мне видеть, доселе мною невиденное, церковное торжество сожжения святого престола. Это было 29 июня 1876 года. Прежде всего меня поразил не в обычное время, в 4-м часу вечера, благовест, на который стекалась густая толпа народа; заметно было, что все спешили к церкви, многие даже бежали... Вместе с прочими взошел в новую каменную церковь; здесь 5 священников в полных облачениях, но почему-то без диакона, пели молебен, по окончании которого местный молодой священник сказал народу краткую речь; после речи и молебна священники и народ с крестным ходом пошли в старую деревянную церковь. Здесь тоже отслужен был молебен покровителю храма – святителю Николаю Чудотворцу, в конце которого почтенный старец.., здешний заштатный священник, сказал поучение народу. Это было прощальное слово к прихожанам бывшего их отца духовного... Невелико было поучение, но велико было впечатление, произведенное им на народ...
Поучение закончилось славословием Богу: «Тебе Бога хвалим», которое и было пропето певчими. С этих пор и начинается собственно церемония. Во время пения славословия священники вошли в алтарь и, разоблачивши престол, вознесли его на своих руках из алтаря, а потом в предшествии святых икон с хоругвями из церкви, процессия медленно двигалась к реке Москве, где на плоту, покрытом дерном, приготовлено было место и все нужное для сожжения святого престола. Спуск с горы к реке был крутой и узкий, потому процессия продвигалась здесь еще медленнее. Поистине торжественно было это шествие со святыми иконами во главе и в середине высоко поднятый св. престол, несомый на плечах священников. Поставленный на приготовленное на плоту место, св. престол был обложен дровами, щепами и стружками и при пении церковных песен был зажжен за раз с 4-х сторон... Как только зажжены были стружки и щепки, почти мгновенно престол охвачен был огнем и издалека виден был только великий огненный столб, а престол и вблизи трудно было различить в этом огненном пламени. Почти 2 часа длилось горение; священники в облачениях сидели на стульях близ огня и время от времени помешивали дрова... Я увидел, что из верхней доски престола выходила вверх тонкая, но сильная струя дыма, точно струя воды из фонтана. «Это благодать, это святость выходит из престола», – послышалось в народе, многие стали набожно креститься, как бы прощаясь с этой благодатью. Но вот престол окончательно сгорел, сгорели и дрова; тогда раздвинули плот и оставшиеся уголья вместе с дерном глухо опустились в воду. Я заметил, что многие из народа, как только увидели этот последний акт праздника, тотчас бросились в воду, кто купаться, как бы в священной воде, кто ловить плывшие уголья и, поймав их, прятать в платки... С реки церковная процессия тем же порядком возвратилась в церковь.

Проезжий.
«Московские епархиальные ведомости»
№ 6 от 6 февраля 1877 года. 
Подготовила историограф
церкви Пресвятой Троицы г. Коломна (Щурово) 
Ирина Ахромеева.